Папан - народник, не переставая печься о здоровье дитяток, вывез всю банду в пампасы, на дачу то бишь. Нагружать себя физически, натурально. Ибо без физического труда не разовьется в дитяте гармоничная личность, считал папаша! (Сдается мне, просто жмотился на садовников).
Старшая была послана мыть баню, младшая усажена беспричинно орать под кустом, окинув взглядом среднюю, папан призадумался. Средняя явно никуда не годилась, закатывала глаза, томно вздыхала и деликатно ковыряла навоз носком галоши.
Объясню - средняя ( я то бишь) была поражена поэззией. Конкретно - ранним Гумилевым.
До самых печенок меня тогда проняло: пропалываю морковку -конкистАдоры мерещатся, в луже с рассадой ненюфары видятся, и томится, томится сердце в тоске!
А тут надо добавить, что девицей я тогда была вполне себе упитанной, розовощекой и, честно признаться, больше напоминала жизнерадостную купчиху, чем бледное создание акмеистских грез. (собственно, такой и осталась.)
Это теперь я понимаю, почему вся семья тихонько сикала от хохота, когда я, раскачиваясь копилкой кверху в капустной грядке, принималась подвывать что-то вроде: "Вооот девушка с газельими глазааыми...Выходит замуж за американца....Зачем Колумб Америку открыыыыл...". А тогда жутко возмущалась и лелеяла в себе непонятую душу.
Впрочем, вернемся к папе и его нелегким думам.
Поразмыслив, папа покосился на забор и вручил средней дочери ведро с краской. Все равно от тебя толку нет, так хоть слово матерное навазюкай. Ну, что и говорить, за размышлениями о прекрасном романтическая душа увазюкалась так, что пробу негде ставить было.
Оттирали меня всей семьей. Потер растворителем папа, ни на минуту не отрываясь от телефона, потерла старшая сестра, походя надавав подзатыльников, потерла младшая, заткнувшаяся по такому чудесному поводу. Я держалась с видом непонятого гения, временами изрекая что-нибудь соотвецтвующее моменту. (Про купчиху не забываем, не забываем про купчиху!)
Пришла маман. Тихонько вздохнула, взяла бутыль с подсолнечным маслом и своими тонкими интеллигентскими ручками больно начала раздирать слипшиеся в краске волосы. "Мама, ну больно, мама, больно же," нюнила я, пинаясь и отбрыкиваясь.
"терпи доча, терпи..."- уговаривала мама, пока я в своем брыканье не перевернула то самое ведро с краской на ее драгоценную рассаду эдельвейсов ли, лилий -не помню.
Помню только, что сделала моя мама - совершеннейшее облако в штанах и шлепках 33 размера....
Она посмотрела в тазик с загубленной рассадой, в ведро, четко и раздельно сказала: "Таня. Еб твою мать.", вылила мне на голову подсолнечное масло и ушла в баню.
Это был первый и последний раз, когда я слышала мат от собственной маман.
Гумилева я презираю, само-собой.
Arizona
Комментариев нет:
Отправить комментарий